ГОВЕНЬДЯК
Говеньдяк. Что означает это слово, трудно сказать. Если исходить от первых буквосочетаний, то, вроде бы, в первую очередь надо обратить внимание на слова говеть, говенье, благоговение. То есть, жить-быть, соблюдать пост, к кому-то относиться с благодарностью, почтением.
Можно оттолкнуться и от первых трех букв и подойти к составляющей части навоза, но, мне кажется, наши предки не могли назвать прекрасную рощу таким неблаговидным сочетанием. Роща улеглась среди полей большой подковой. С двух сторон ее опоясывают неглубокие овраги – этакий островок счастья и любви. Так и было, — здесь грешили, здесь любили, здесь, просто, отдыхали.
Чуть пониже, в направление села Ненашевского, бил чудный родник. Его голубая вода не только охлаждала разгоряченный дух, но была и необыкновенно вкусной. Тут тоже рос орешник, но чуть мельче. Видимо, обильное солнце не пускало его ввысь, но кустарник брал свое и разваливался вширь сучковатыми ветвями.
— Ты пойдешь в Говеньдяк? – услышал я в первый раз незнакомое мне название. И это естественно, так как мне было всего шесть лет.
Конечно, я пошел. Путь казался далеким, хотя и было каких-то сто метров от села. Дошлепали. И вот оно, о, чудо! Настоящий лес, непроходимая тайга. В мыслях мальчишки-несмышленыша рождались, именно, такие слова. Столько больших деревьев он видел в первый раз. Зашел и заплутался. И только спустя год, два, я для себя понял, что плутать–то здесь и негде – пятьдесят метров вдоль и поперек. Кроме этого, уже было с чем сравнивать,- я познакомился с Некоромонской рощей, и рощей села Ополье. Но Говеньдяк был ближе, родней. Его крепкие, молоденькие дубы, хрупкие, совсем юные березки и осинки, наполняли какой-то необыкновенной силой, радостью, великой любовью к природе.
— Эй, пацаны! Пошли картошку печь в Говеньдяк!
И мы шли. Набирали дома картошки, хлеба, соли, по пути прихватывали щитов, что устанавливали вдоль дорог для снегозадержания. Щиты нужны были для растопки костра. А загорится, в огонь уже шло всё подряд.
Спичка чиркнула о коробок, маленькая, коричневая головка взрывается и вспыхивает ярким пламенем, вслед за ней горсть сухой травы. Потом начинается самое увлекательное, но, в то же время, и самое трудное. Костер все равно сразу не разгорается, приносили новые пригоршни травы, но они не дают эффекта, и тут надо пламя раздувать. Мы по очереди ложились к костру и дули своими еще слабенькими легкими в красные дымящие щепки. Слезы текли по щекам, нос тоже заполнялся жидкостью, но мы дули и дули. И наконец, волшебные языки пламени охватывали костер, а мы радостно визжали и прыгали все в саже и слезах. Сажа — от старого кострища, костер мы жгли всегда на одном месте, на большой поляне.
Первый этап пройден. Пламя костра весело подпрыгивает вверх, рождая нам жаркую золу. Проходит час, другой, и уже не огонь, а угли и зола пышут жаром, — тут-то и надо закладывать картошку, что мы и делали. Осторожно раздвигали середину костра и, как на перину, нежно, одна за другой будущая вкуснятина ложилась в жаровню золы, потом закрывалась покрывалом той же золы.
Картошка печется долго, так что, пора поиграть и в войну. Мы делимся на две группы, все по-честному, согласно считалки, и разбегаемся кто куда. Через некоторое время начинается стрельба с громкими возгласами.
— Тра-та-та! Вовка, ты убит!
— Где убит? Ты промазал, только чуть-чуть задел! Видишь, у меня только одна рука из кустов высовывается, а мы договаривались только в целого человека стрелять. Вот и жди, когда меня целого увидишь.
На другом конце Говеньдяка тоже шел спор. Никому ни хотелось быть убитым, каждый оспаривал свое право на победу и геройскую жизнь. Хотя, « убитому» больше везло, картошку он начинал есть раньше остальных. Пока же, все были живы и здоровы, лишь слегка ранены. Перебегали от куста к кусту, от дерева к дереву, иногда, сворачивали к костру, чтобы небольшой веточкой убедиться, не упеклась ли картоха.
Всех больше везло Витьке Торгову. Его голос чаще всех возвещал о готовности самого вкусного блюда. Кто-то подходил с разбитым носом, поцарапанной щекой. Иногда « нарошешная» война переходила в настоящую драку, но картошка мирила и обидчика, и обиженного. Костер снова вспыхивал, а мы смаковали вокруг и спорили, у кого картошка поджаристей и лучше упеклась. Но горячо сыро не бывает. Самым вкусным, все же, были « горелки». Очистишь аккуратненько самую черную часть, и начинаешь, облизываясь, есть. Кроме того, что вкусно, считалось, что после гром не убьет.
Картошка съедена, можно поваляться и на траве. Трава в Говеньдяке необычная, кажется, тут сочетаются запахи и ароматы всей вселенной. Мы, просто, засыпали. А кругом порхали бабочки, пели песни птицы, собирали нектар пчелы, шмели.
Как завелось, через полчаса просыпались и шли домой. На завтра намечено дело важнее – ловить рыбу в пруду, который находится ниже Говеньдяка, где кончается орешник. При подходе к Красному селу видели, как над ним во множественном числе парили воздушные змеи. Этому способствовали ребята старшего возраста. Настоящими Кулибиными считались Валерий Блинов, Юрий Карев, Владимир Майоров, Валерий Охапкин, Валерий Торгов, Владимир Савельев, Николай Крылов. Это их крылатые сооружения сейчас соревновались со стрижами. Порой не хватало и двух катушек ниток – на такую высоту поднимались воздушные красавцы и, совершенно, чуть заметной точкой радовали взоры красноселов. Такое считалось сверх достижением и награждалось доброй похвалой.
Пусть читатель не сочтет меня невежей, но в Красном селе было принято среди мальчишек называть друг друга по-простому – Вовка, Ленька, Витька. У нас язык не поворачивался, чтобы сказать – Вова, Витя, или более ласкательно — Вовочка, Ленечка! Нет, и никто не обижался. Не обижались даже на прозвища. Меня, например, почему-то называли Гашкиным. Почему – не знаю! Просто, не помню! Были Хока, Блин, Лиса, Чира и много других. Вовка Романов стал Ганшиным, и тому сопутствовала причина. Как правило, курить мальчишки тоже начинали и получали первые уроки в Говеньдяке. Вовка свернул себе огромную самокрутку из газеты, начинил ее сухими листьями, и, с большой гордостью, смачно попыхивая, подняв вверх разведенные руки, объявил, что он Вова Ганшин, первый фабрикант города Юрьев-Полького. Один из Майорчиков – двойняшек Майоровых – Сашка, прозывался Герой. Не читайте, как герой, а как Гера, Геракл. В один из моментов детской жизни в парне вдруг обнаружилась огромнейшая сила – впятером с ним не могли справиться. Но, как вы видите выше, к старшим мы относились уважительно, они были нашими кумирами, с них мы брали пример. Даже и не совсем хороший!
Наступило следующее утро. Солнечные лучи еще не пробрались сквозь ветви сирени до зашторенных окон, а мы были на ногах. Вообще-то, никаких особых подготовительных дел не ожидалось, но хотелось казаться взрослыми, обязательными во всем. Главным рыбаком считался Вовка Блинов. Наметка, конечно, была наша, но это не делало, например, меня спецом рыбной ловли.
Скрученная наметка на плече, шест тоже в надежных руках. У школы начинают подтягиваться остальные ребята. Кроме картошки и разной приправы, сегодня взяли ведро, оно необходимо для приготовления вкуснейшей ухи. Говорят, что из карасей не уха, а так, жидкая, заурядная болтуха. Вранье! Уха вкусна из любой рыбы, если ты ее сам поймал.
Вот и Гавеньдяк. Как хороший друг он встретил нас пением птиц и обильной блестящей росой. На большой поляне разделили свои полномочия – кому-то надо было опять готовить костер, кому-то идти на родник за водой, ну, а остальным на рыбалку. Но, как всегда, на пруд сначала отправлялись всей шумной гурьбой – до первой рыбины, а потом расходились по своим обязанностям.
Водное, блестящее зеркало встретило лягушечьим ансамблем. Первый улов тоже представляли солисты этого творческого коллектива, одинарные и спаренные, молча копошась, они забили всю мотню. Но поднявшаяся муть уже начинала выполнять свою задачу, в ведре запрыгали первые золотые рыбки, а потом счет им был потерян. Через два прохода оцинкованная посудина была забита доверху. Естественно, и выполнять свои основные обязанности, выпавшие по жребию, опять пошли все вместе. Восторгу не было предела. Как же, столько рыбищи! И не надо ехать ни на какие Волги, даже, на Колокшу нет необходимости идти. Правда, этот пруд считался нашей тайной. Да он и не был прудом. Обыкновенная канава посередине оврага. Но все же, тайна есть тайна, и мы ее сохраняли.
Сегодня костер разгорелся быстро. Рыба почищена и ожидала своей очереди, чтобы встретиться в бурлящей воде с очищенной картошкой и прочими вкусными растениями. Наконец, этот момент настал, еще чуть-чуть перчика, укропа, и необыкновенный, сказочный аромат разнесся не только по большой поляне, но и по всему Говеньдяку, достиг первых домов Красного села, именуемых Слободкой. Я не вру, зачем бы тогда в такую рань в Говеньдяк пришел Колька Савельев, ведь он про рыбалку ничего не знал!?
Поели, поболтали о самой разнообразной ерунде, наметили поход на Нерль, протекающей по самой границе района, как всегда, вздремнули, и, довольные собой и всеми, опять приступили к военным действиям. Опять Говеньдяк застрелял, застрочил, брал приступы, оборонялся, побеждал, плакал, но никогда не сдавался.
Домой возвращались под вечер. Еще одна закономерность, — нам на смену, в Говеньдяк приходили влюбленные парочки. Даже примета такая бытовала в селе: если счастливые влюбленные направлялись в сторону Говеньдяка, значит скоро свадьба. Маленькая рощица видела первые поцелуи, первую интимную связь, восторги и разочарования. Да и самые главные приготовления к свадьбе тоже были здесь.
Отгадайте, что же это за приготовление? Правильно, варение самогона. В селе побаивались разговоров и Юры Караулова, лучшего специалиста милиции по выявлению самогонщиков. А в Говеньдяке милиции не было, возможно, Караулов вообще не знал про существование этого лесного массива.
Однажды произошел такой случай. Я не буду называть имен и фамилий, кто помнит, тот узнает наших героев. Никакой свадьбы не ожидалось, было обычное приготовление к сельскому престольному празднику, отмечающемуся в честь святого Ивана Предтече. Этот праздник, как всем известно, 7 июля. Ночь выдалось тихой, звездной, теплой. Над Говеньдяком порхали мотыльки и сивушные запахи. Соловьи, хотя и отпели давно свои песни, но сегодня, вдруг, опять рассвистелись на всю округу. На северном овраге рощи горел костер, умелый варильщик уже заполнял легкой капелью порожнюю посуду высоко градусной жидкостью. Крепость напитка, видимо, проверена очень хорошо, так как дегустатор слегка покачивался, а его напарник громко посапывал на расстеленной фуфайке. Сняв пробу с первача, грешно не оценить и последующие порции. И они были достойно оценены. В общем, к утру наши герои домой не вернулись. Почему – не известно! И на разведку послали сынишку одного из них. Он вскоре прибежал весь в слезах.
— Мамка, тетя Таня, бегите быстрей, они там перепились и взорвались!
Самогонный аппарат, действительно, взорвался из-за недосмотра, но бражникам ничего не сделалось. Любезные их женушки доставили в доску пьяных мужей, вместе с самогоном на скрипучей, старой тележке домой.
Осенью, кроме нас, постоянных обитателей, появлялись новые гости. Созревали орехи, и наступало паломничество по их сбору. Вскоре и калина наливалась целебным, хотя и горьким соком. Она, так же, недолго оставалась на ветках.
Сбор орехов и ягод – дело нужное, но нас это не радовало, игры на это время затихали.
Приходила в белой накидке зима, и тут Говеньдяк снова наполнялся детскими голосами. Мы рыли пещеры, строили снежные дома, снежные крепости, тут же проходила и увлекательнейшая игра « Зарница». Продолжали печь и картошку, трудности с костром решали все те же щиты, установленные вдоль дорог.
И так каждый год. Мы повзрослели, но пришло новое поколение, — Говеньдяк сказочной явью заполнил их юную жизнь.